– Ну, моя дорогая, ты скучала по мне в мое отсутствие?

Энни провела рукой по глазам, собирая силы для разговора.

– Что с тобой случилось, Джеффри? Где ты был?

– Так сказать, уклончивый ответ, – заметил он с шутливой гримасой. – Что со мной случилось? Ну, ты вряд ли поверишь, но я потерял память. Это называется «амнезия». С греческого переводится как «забывчивость». Я был в военном госпитале в Хэмпшире в течение последних четырех месяцев.

– Я тебе не верю.

Джеффри пожал плечами.

– Тем не менее это… это правда, – он тяжело облокотился на стол; внезапно у него на лбу и на верхней губе выступил пот.

– Ты болен? – резко спросила она.

– Нет-нет. – Но он пошел к дивану и тяжело опустился на него. – Это ничего. Просто радость от приезда домой в объятия любящей жены. Энни больше не могла на него смотреть. Его тело, голос, лицо – все в нем раздражало ее, ей становилось тошно от одного его присутствия.

– Тебе что-нибудь надо? – заставила она себя спросить. Он странно на нее посмотрел. – Я позвоню прислуге, если ты хочешь есть.

– Нет, я не хочу есть. Расскажи, дорогая, как ты жила? Расскажи мне обо всем, что ты делала.

Она казалась сама себе тонким листом стекла. Ей хотелось кричать, кричать, кричать, пока не рухнет дом. Но она слишком устала и не могла собраться с силами даже для того, чтобы выйти из комнаты. Может быть, они оба умрут прямо здесь, в гостиной, замурованные собственным бессилием?

– Как поживает Дьявол? Расскажи мне хоть про него.

Она уставилась на него, как если бы он говорил на иностранном языке. Где-то далеко послышался стук, затем шаги, голоса. Остренькая мордочка Вайолет показалась в дверном проеме, ее нос шевелился в предчувствии новостей.

– Преподобный Моррелл, – провозгласила она.

Джеффри вскочил на ноги.

– Кристи! – с неподдельной радостью воскликнул он и пошел навстречу, на середину комнаты. – Бог мой, посмотрите на него.

На миг голубые глаза Кристи остановились на ней, но этого было достаточно, чтобы у нее дрогнуло сердце. Он выглядел больным. Он безмолвно поздоровался за руку с Джеффри, изо всех сил стараясь улыбнуться.

Если она останется, ей конец. Ее голос пронзительно задребезжал.

– Вы меня извините?

Она с трудом, как старуха, поднялись с кресла.

Голос ей окончательно отказал. Она беспомощно посмотрела на Кристи. Он тоже не мог говорить, она видела это. Опустив голову, она вышла из комнаты.

– Ну ладно, садись! Хочешь выпить? Или чаю? Я позвоню, если хочешь.

– Нет, не надо. Я не останусь, я просто… – Он умолк, сам не понимая, что говорит.

У него перед глазами стояло измученное лицо Энни, и он не мог связать двух слов. Зачем он сюда пришел? Конечно, увидеть ее. Теперь она ушла, и он должен делать вид, что пришел повидать Джеффри.

– Как ты? – спросил он наконец. Он сел на стул, с которого она только что встала. Джеффри выглядел отвратительно, хуже, чем когда-либо.

– Мне немного нездоровилось.

Он жутко хихикнул, явно желая умолчать об истинном положении дел, потом его пухлое бледное лицо дрогнуло. Он налил стакан воды из кувшина на столе и отнес его к дивану.

– Старая болезнь вернулась, когда я был в Крыму. Ты же знаешь, малярия. На этот раз она задала мне жару.

А если сказать ему, что он знает про сифилис? Может, Джеффри будет рад, может, ему будет легче, если все станет известно. Но говорить Кристи не мог.

– Это место изменилось, – сказал Джеффри, обводя комнату своим стаканом. – Не знаю, в чем именно. Энни хорошо поработала, у нее лучше получилось без меня, осмелюсь заметить. Спасибо, что присмотрел за ней, между прочим. Нет, ей-богу, все отлично.

Не в силах слушать дальше, Кристи сказал:

– Она рассказала тебе о работниках из Линтона, которые будут весной помогать возделывать заброшенные земли?

– Что? – Джеффри потер рукой лоб. – Да, что-то в письме, вроде бы. Вечность назад. Я забыл.

– Хорошо, поговорим об этом позже.

– Позже, хорошо. Как Дьявол?

Кристи не мог понять, о чем его спрашивают. Он беспокойно смотрел на Джеффри, его сердце колотилось.

– Мой конь!

– О, Дьявол, да… я… я называл его Тандем.

– Какого черта! Ты ездил на нем?

– Да, да. Не так часто, как хотелось бы, но мы с Колли держали его в форме.

– Хорошо, это хорошо. Он горяч, правда? – Это было невыносимо. Разговор становился все более бессмысленным с каждой минутой. Кристи был полон болезненной и бессильной ярости.

– Что с тобой случилось? – выпалил он. – Мы думали, ты умер.

– Да, мне очень жаль. Недоразумение. – Когда он улыбнулся, Кристи заметил, что десны у него синевато-лилового цвета. Рука, держащая стакан с водой, тряслась; ему пришлось поддержать ее другой рукой, и наконец он поставил стакан на пол у своих ног. – Послушай, Кристи, – внезапно заговорил Джеффри, и шутливость его тона бесследно пропала. – Ты знаешь, что случилось в Инкермане?

– Инкерман? Да…

– Я имею в виду, знаешь ли ты, на что это было похоже? Нет, конечно, не знаешь. Не имеет значения, что ты слышал или о чем читал в газетах, ты не можешь представить, какое там было сражение – какая невероятная жестокость, сколько зверства. В конце перешли к рукопашной, и это было не поле битвы, это была бойня.

Его тело согнулось пополам, он наклонился вперед, черные глаза сверкали.

– Мы слышали, ты был ранен.

– В плечо и в бедро одним и тем же русским штыком. Но он не успел меня убить, мой капрал срубил ему голову. – Опять леденящее, визгливое хихиканье. – Но не это… не это… не это повлияло. Со мной что-то случилось. Я испугался. Впервые в жизни. Но не обычным страхом, как боятся все солдаты в бою. – Он вытер пот со лба, стараясь говорить медленнее. – Это был паралич. Я не мог двигаться и говорить. Окостенел. Ты понимаешь?

– Это из-за твоей болезни. Ты был…

– Нет, не из-за болезни! Это было потом. А тогда… После ранения я понял, что не смогу вернуться, не смогу снова сражаться. Я не мог. А они бы меня послали назад, без вопросов. Мои раны были не настолько серьезны, чтобы признать меня негодным для службы.

– В письме из министерства говорилось, что ты был на госпитальном судне в гавани, когда начался шторм.

Джеффри быстро закивал.

– Пожалуйста, закрой дверь.

Кристи, удивленный, встал и закрыл дверь в гостиную.

– Никто этого не знает, даже Энни. Это секрет. – Остальное Джеффри проговорил быстрым, неразборчивым шепотом: – В шторм мой корабль потонул, но я как-то выбрался на берег. Я был в чем мать родила и снял одежду с одного из трупов на берегу. Вот тут-то я и сообразил, что меня никто не знает! Понимаешь? Я дал себя найти, лепетал как ребенок, делая вид, что потерял память. Там был полный хаос, ты не сможешь представить, что там творилось. Меня никто не знал, остатки моей части размещались на другой стороне полуострова. Итак, я был ранен, потерял память, может быть, был не в себе. Через пять дней меня отправили домой.